RSS

Любовь Донецкая: Параллельная реальность.


Пишет Любовь Сергеевна Донецкая — публицист, член «Союза народной журналистики», г. Донецк.

Внешне город не изменился. Его многострадальные окраины все так же обстреливают укрокаратели, а в высоких кабинетах резвятся попавшие в «обойму» депутаты, министры и их ближайшее окружение, защитники Республики все так же стоят насмерть на последнем рубеже,простые люди все так же вопреки всему выживают на мизерные пенсии и зарплаты и категорически не приемлют никаких намеков на возможное воссоединение с бывшей внаукраиной. Все так же горят светофоры и окна домов, все такие же чистые и аккуратные улицы, все так же едут авто и спешат по своим делам пешеходы. Но что-то важное вдруг исчезло, потеряно, отнято, что-то неуловимое, что пропало из глаз, из лиц, из походки, из разговоров — может быть, душа?
Пропал Ершалаим — великий город, как будто не существовал на свете. Все пожрала тьма, напугавшая все живое в Ершалаиме и его окрестностях.
М.А.Булгаков

Благополучно состоялись в ДНР выборы без выбора Дениса нашего Пушилина и сонмища отборных депутатов Народного Совета, которых стыдно людям показывать. Не произошло ни чуда, ни просто неожиданности, все «прокатило» без сучка и задоринки. Теперь в Донецке правит бал функционер МММ, человек беспринципный, управляемый и недалекий, заслуженно снискавший всенародную нелюбовь. И с этого момента Донецк перестал быть собой, якобы сделавший свободный выбор, но по сути грубо и тупо изнасилованный кремлевскими кураторами, обладающими сверхъестественным чутьем на худших из худших, обезглавленный, втоптанный в грязь минских соглашений, покрытый мраком безысходности и лишенный надежды на лучшее будущее.

Внешне город не изменился. Его многострадальные окраины все так же обстреливают укрокаратели, а в высоких кабинетах резвятся попавшие в «обойму» депутаты, министры и их ближайшее окружение, защитники Республики все так же стоят насмерть на последнем рубеже, а в глубоком тылу в элитных кабаках визжат и хохочут орденоносные шлюхи и их высокие покровители, принимающие законы, по которым нам еще надо будет как-то жить, простые люди все так же вопреки всему выживают на мизерные пенсии и зарплаты и категорически не приемлют никаких намеков на возможное воссоединение с бывшей внаукраиной. Все так же горят светофоры и окна домов, все такие же чистые и аккуратные улицы, все так же едут авто и спешат по своим делам пешеходы. Но что-то важное вдруг исчезло, потеряно, отнято, что-то неуловимое, что пропало из глаз, из лиц, из походки, из разговоров — может быть, душа?

Не все дончане еще это поняли, но многие бессознательно ощутили: их без вины завинили, обманули, обесчестили, и не просто отняли право на выбор Главы и законодателей, но сломали через колено, навязав в качестве лидеров и элит каких-то отпетых маргиналов (и это очень-очень мягко сказано), которым еще вчера никто бы руки не подал, а сегодня доброхоты и прилипалы, в которых никогда и нигде не бывает недостатка, подобострастно вылизывают их начальственные седалища. Тем, кто еще помнит 2014 год, небывалый подъем народного духа, бесстрашную решимость голыми руками останавливать укронацистские танки, готовность умереть, но не склониться перед врагом, сейчас смириться с кремлевским насилием нелегко, но приходится это делать. Страшно и немыслимо говорить о том, что непокорный Донбасс все-таки поставили на колени, и сделали это не киевская хунта, не коллективный запад, не рептилоиды с Нибиру и не демоны из преисподней, а те, на кого мы надеялись, кому верили и на кого смотрели как на старшего брата — высокие московские покровители.

Говорят, что человек привыкает ко всему — к опасности, нищете, бесправию, унижению, утрате смысла самого существования, и это правда, Донецк тоже привыкает ко всему. А что делать? Жизнь продолжается и надо жить, вот только это уже не жизнь и уже не Донецк. Не тот Донецк, который я знала и любила, которым гордилась и который не покидала ни на день. Не тот, за который воевали и который с любовью обустраивали и украшали мои предки. Это какой-то город-призрак из дешевого голливудского хоррора, будто в одночасье возникший из параллельной путинской реальности донбасский Сайлент Хилл. И я не узнаю его, потому что это уже не мой город — это город пушилиных, пироговых, бидевок и их кремлевских кураторов. И мне больше нечего о нем сказать, потому что он сейчас лишен души, достоинства, гордости, славы, будто умер, а о мертвых или хорошо, или ничего.

Возможно, прямо сейчас в самом что ни на есть российском уездном или даже губернском городе N живет неизвестный мне человек, который точно так же бродит там у себя как иностранец, потерянный, разочарованный, ошеломленный — и не узнает с детства знакомых дворов и площадей. Потому что его родным и любимым городом правят разнокалиберные аферисты и их протеже с пониженной социальной ответственностью, улицы переименованы в честь предателей и лгунов, памятники возведены Бог знает каким недобитым упырям, а сами горожане потемнели лицами, замкнулись каждый в своем отчаянии, и заняты только одним делом: выжить любой ценой. Правда, неизвестно ради чего жить, но не вешаться же — это уж совсем не наш метод.

А вечерами мой неизвестный визави из города-побратима по несчастью так же, как и я, включает телевизор, в котором солнцеликий Путин и его богадельня вещают о том, как все колосится, цветет и плодоносит, правда, жрать нечего, но вы держитесь там и отнеситесь с пониманием. Плюнет он, сердечный, в экран, да и выключит останкинскую говорильню, потому что такой наглой и в таких неимоверных сверхдозах лжи уже душа не принимает.

Что ему, бедолаге, делать? Куда бежать? На что уповать?

А ничего делать для исправления ситуации нельзя, потому что любить Родину и критиковать пожирающее ее крысиное правительство — это экстремизм. Бежать некуда, потому что если он у себя дома никому не нужен, то вне его тем более, да и стыдно как-то бежать, оставляя Отечество в полное и безраздельное пользование провластным негодяям. А уповать не на кого, потому что «добьемся мы освобожденья своею собственной рукой». Вот только руки у нас уже переломаны и не раз — нищетой, безнадегой, обманом и предательством. И мы как тот старый дед в «Мальчише-Кибальчише», до поры обессилившие и состарившиеся: «Хотел дед винтовку поднять, да такой он старый, что не поднимет. Хотел дед саблю нацепить, да такой он слабый, что не нацепит. Сел тогда дед на завалинку, опустил голову и заплакал».

А плакать сейчас нельзя, и слабину давать не время, потому что пришла беда откуда не ждали — из златоглавой Москвы, с самых высот кремлевских башен. А там — страшно, там все то же, что в сегодняшнем Донецке или в губернском российском городе N: там засели выходцы из подворотен, аферисты и шлюхи, которые с утробным гиканьем прожирают, пропивают и растаскивают по офшорным «малинам» народные денежки. А вы, уездные провинциалы и просто непризнанные — получите «народных лидеров», чтобы знали свое место, потому что вы такое стадо молчащих ягнят, которое даже заведомые ослы отвести на скотобойню могут без проблем.

И страшно, и стыдно, и страшно стыдно, что дошли мы до жизни такой, что некогда свободными людьми помыкает всякое убогое ничтожество. Наверное, есть в этом и наша вина, что сломались, сдались, сдулись и слишком уж низко пали, забыв, что «рабы не мы». Есть, что греха таить. Жутко ходить сейчас по тому Донецку, на который еще недавно с надеждой смотрели русские жители города N, ожидая, что из этой искры народного возмущения против несправедливости, подлости и жестокости разгорится пламя возрождения новой России. А ныне Донецк стараниями путинской бригады превращен в свою собственную полезную и поучительную окаменелость, в некий некрополь Русской Весны.

Но я все равно хожу по ставшим мне в одночасье чужими бульварам и проспектам, где засели местные «элиты», я заглядываю в глаза встречным, я прислушиваюсь к разговорам и мучительно надеюсь: а вдруг где-нибудь, как-нибудь, чудом сохранилась искра жизни, которая когда-нибудь станет путеводной звездой в мире восторжествовавших продажности и предательства, который наши бывшие укронебратья с издевкой и злорадством напрасно называют «русским миром». Нет, не русский мир пришел к нам, а путинское «перемирие», которое ни жизнь, ни смерть, ни явь, ни сон, ни мир, ни война, а какая-то параллельная реальность, в которой невыносимо быть живому человеку. Я не ругаю и не порочу ни свою малую Родину — Донецк, ни большую — Россию, просто она сейчас такая, какая есть, и это большая, всенародная русская беда, прежде чем бороться с которой, надо ее осознать и прочувствовать, да так, чтобы сердце кровоточило и разрывалось от невыносимой боли.

Как сказал в свое время Чаадаев: «Я предпочитаю бичевать свою Родину, предпочитаю огорчать ее, предпочитаю унижать ее, — только бы ее не обманывать. Мне чужд, признаюсь, этот блаженный патриотизм, этот патриотизм лени, который умудряется все видеть в розовом свете и носится со своими иллюзиями».

Время иллюзий для нас кончилось, неведомый мне товарищ из русского города N, ибо кремлевские «вожди» привели нас и нашу Отчизну на край погибели. Слишком долго мы внимали сладкоголосым останкинским сиренам, слишком охотно и легкомысленно верили наихитрейшим планам нацлидеров и слишком много людей, сил и лет из-за этого потеряли. Сейчас настала эра боли, страха и гнева, которые в смутные и темные времена и есть любовь.

Параллельная реальность

Добавить комментарий